Неточные совпадения
— Приехала и
сделала всё, как он велел: пошла в
номер. Не одна пошла в
номер, а позвала и Симона Михайловича и ее, — сказала она, указывая на Бочкову.
— Не виновата я ни в чем, — бойко и твердо заговорила обвиняемая. — Я и в
номер не входила… А как эта паскуда вошла, так она и
сделала дело.
Налицо уже было два очень красноречивых факта: во-первых, Привалов остановился в рублевом
номере, во-вторых, он
сделал первый визит Бахаревым на другой же день.
Один молодой человек, развязный и красивый, в фуражке с приплюснутыми полями, лихо надетой набекрень, в шелковой рубашке, опоясанной шнурком с кисточками, тоже повел ее с собой в
номера, спросил вина и закуску, долго врал Любке о том, что он побочный сын графа н что он первый бильярдист во всем городе, что его любят все девки и что он из Любки тоже
сделает фартовую «маруху».
Первое, что
сделал Горизонт, водворившись в большом, просторном
номере с альковом, это выставил в коридор за двери
номера шесть пар великолепных ботинок, сказав прибежавшему на звонок коридорному...
— Но что же
делать, — произнес он, — дайте ей, по крайней мере,
номер поскорее; она сидит у меня в комнате вся в слезах и расстроенная.
Что
делать? Пришлось открыть свою непроницаемую тайну милому товарищу Венсану, и тот с обычной любезной готовностью взялся найти и купить очередной
номер «Досугов».
Когда я редактировал коннозаводческий «Журнал спорта», московская цензура тоже меня нередко тревожила и ставила иногда в ужасное положение. Так, в 90-х годах прошлого столетия я как-то напечатал воскресный
номер и выпустил его, не дождавшись цензорских гранок.
Сделал я это вполне сознательно, так как был более чем уверен, что ровно никаких противоцензурных погрешностей в
номере нет.
Субботы в редакции были сборными днями: получали гонорар, сдавали и обсуждали всей компанией материал на следующий
номер, а постоянный художник и карикатурист редакции Д.Н. Чичагов сидел обыкновенно молча в углу и
делал зарисовки.
В десять ужин, а после ужина уходит в кабинет и до четырех часов стучит на своем «ремингтоне». Летом тот же режим — только больше на воздухе. Любитель цветов, В.М. Лавров копается в саду, потом ходит за грибами, а по ночам
делает переводы на русский язык польских писателей или просматривает материалы для очередного
номера журнала, которые ему привозили из редакции.
На дачу я готовился переезжать в очень дурном настроении. Мне все казалось, что этого не следовало
делать. К чему тревожить и себя и других, когда все уже решено. Мне казалось, что еду не я, а только тень того, что составляло мое я. Будет обидно видеть столько здоровых, цветущих людей, которые ехали на дачу не умирать, а жить. У них счастливые
номера, а мой вышел в погашение.
При обыске нашли роман «Что
делать?» и старый
номер «Земли и воли». Исправник получил награду.
Она живет в дрянной гостинице, в грязном
номере, сегодня спектакля нет: что она будет
делать дома вечером?
— Ну… видишь, повело его как… товарищ, видно, — сказал другой. — Ступай, барин, отседа…
Делать тебе тут нечего. Иван, ты бы проводил, мне, вишь, некогда. Сейчас пройдет четвертый
номер.
— Отлично
сделали! — сказал Бегушев с удовольствием и немедля распорядился, чтобы обед на три прибора подали к нему в
номер, и к оному приличное число красного вина и шампанского.
— Сблизились… — начала она с маленькой гримаской. — Он мне
сделал признание в любви… стал принимать во мне большое участие… С Янсутским я тогда уже рассорилась и жила в
номерах.
Следующим
номером было утиное гнездо, которое Лыско разыскал на речке Мартьяне; но Николай Матвеич
сделал промах и больше не стал стрелять.
Аркадина. Ах, что может быть скучнее этой вот милой деревенской скуки! Жарко, тихо, никто ничего не
делает, все философствуют… Хорошо с вами, друзья, приятно вас слушать, но… сидеть у себя в
номере и учить роль — куда лучше!
Чтобы
сделать эту повесть возможно полною, я, при нынешнем ее издании, воспользовался Вашими указаниями на прежние промахи и ошибки в моем рассказе и дополнил кое-что с Ваших слов и со слов П. Д. Боборыкина, а равно присовокупил некоторые подробности о кончине Бенни, напечатанные в трех
номерах периодического издания г-жою Якоби.
«Поехали мы, — сказывал он, — с Саничкой (так он называл жену) за границу через Одессу, но нам пришлось два дня поджидать парохода в Вену, а от нечего
делать вечером я ушел в клуб. Мне страшно не повезло, и в час ночи я вернулся в
номер и разбудил жену словами: «Саничка, мы ехать за границу не можем, я все деньги проиграл».
Первые дни Яков Яковлевич и Четуха только и
делали, что «пригоняли» новичкам одежду. Пригонка оказалась делом очень простым: построили весь младший возраст по росту, дали каждому воспитаннику
номер, начиная с правого фланга до левого, а потом одели в прошлогоднее платье того же
номера. Таким образом, Буланину достался очень широкий пиджак, достигавший ему чуть ли не до колен, и необыкновенно короткие панталоны.
Коврин
сделал над собой усилие, распечатал письмо и, войдя к себе в
номер, прочел...
Вот в этой в пустой гостинице возьмем три
номера насквозь и будем пробу
делать.
Выслушаем их во всех манерах, как Павел Мироныч покажет, что к нашему к елецкому вкусу подходящее, и которого изберем, того к себе сманим и уговор
сделаем; а который нам не годится — тому во второй
номер: за беспокойство получай на рясу деньгами.
— Ну что
делать, — говорит, — зови, если с места встанешь, а я вон из
номера не пойду; у нас за вино деньги плочены.
Темно было в
номере, — так темно, что я Михайлу сразу же потерял, да и сам не могу понять, куда я попал, где двери, в какую сторону идти? Заблудился. Вдруг слышу — чиркнули спичкой, огонь. Гляжу, Михайла в комнате около зеркала зажигает свечку; думаю: «Что же он, болван, такое
делает?» А он со свечкой моментально на перегородку в спальню. Слышу, говорит: «Барин, а барин, Николай Яковлевич, извольте раздеваться, неудобно вам так будет. Позвольте, я вас в кроватку уложу».
Он ходил, и все больше и больше ненавидел серый забор, и уже думал с раздражением, что Анна Сергеевна забыла о нем и, быть может, уже развлекается с другим, и это так естественно в положении молодой женщины, которая вынуждена с утра до вечера видеть этот проклятый забор. Он вернулся к себе в
номер и долго сидел на диване, не зная, что
делать, потом обедал, потом долго спал.
Геркулес Атлант так старался, что запах его пота достигал второго и даже третьего яруса. После его
номера оставил за собою очередь Батисто Пикколо. Артисты думали, что он
сделает веселую пародию на силача.
— Послушайте, Пикколо. В Будапеште я только что купил большой цирк-шапито, вместе с конюшней, костюмами и со всем реквизитом, а в Вене я взял в долгую аренду каменный цирк. Так вот, предлагаю вам: переправьте цирк из Венгрии в Вену, пригласите, кого знаете из лучших артистов, — я за деньгами не постою, — выдумайте новые
номера и
сделайте этот цирк первым, если не в мире, то по крайней мере в Европе. Словом, я вам предлагаю место директора…
— Проклятое мое дело, и судьба моя проклятая… — ворчит сердито хозяйка. — Как я за покойным мужем жила, я никакого горя себе не видела. А теперь, что ни швейцар — так пьяница, а горничные все воровки. Цыц, вы, проклятики!.. Вот и эта Проська, двух дней не прожила, а уж из
номера двенадцатого у девушки чулки стащила. А то еще бывают некоторые другие, которые только по трактирам ходят за чужие деньги, а дела никакого не
делают…
— Вы господин Малахин? У вас быки? Восемь вагонов? Как же теперь быть? Вы опоздали, и четырнадцатый
номер уже пущен мною ночью. Что же мы теперь будем
делать?
Молодой человек двумя розовыми пальцами осторожно берет Малахина за мех полушубка и, переминаясь с ноги на ногу, ласково и убедительно объясняет ему, что такие-то
номера уже ушли, а такие-то пойдут, что он готов
сделать для Малахина все от него зависящее.
Но вечером, у меня в
номере, он опять оживился. Тут я его спросил в первый раз серьезным и положительным образом, что он, однако, намерен с собою
делать дальше. До сих пор мы касались этого вопроса второпях, как-то разбросанно и фантастично.
— Я все слышала, — сказала ему на ухо Ольга. — Не отчаивайтесь, Пьер. Говорят, что любовь
делает чудеса. Вот, назло папе, возьмите и выдумайте совсем новый
номер, самый блестящий
номер, и тогда с вами будут говорить иначе. Прощайте, Пьер.
И так несколько кругов. Альберт не волнуется и не сердится. Он знает, что оставить
номер недоделанным никак нельзя. Это тоже закон цирка: в следующий раз будет втрое труднее
сделать. Альберт только звончее щелкает шамбарьерным бичом и настойчивее посылает Ольгу отрывистым: «Allez!» — и еще и еще круг за кругом
делает лошадь, а Ольга все больше теряет уверенность и спокойствие… Мне становится ее жалко до слез. Альберт кажется мне мучителем.
Также иногда в понедельник, в среду или в пятницу, в так называемые «пустые» дни, выпускали Пьера работать на туго натянутом корабельном канате; старый
номер, никого не удивляющий даже в Италии, в этой родине цирка, где цирковую работу любят и понимают. Но мы, цирковые, стоя за униформой, этого
номера никогда не пропускали. Десять сальто-мортале на канате с балансиром в руках — это не шутка. Этого, пожалуй, кроме Пьера, никто бы не мог
сделать в мире.
Бывал в шестьдесят четвертом
номере студент Каруев, всегда ровный, всегда веселый и слегка высокомерный. При нем все несколько менялось: пелись только хорошие песни, никто не дразнил Райко, и силач Толкачев, не знавший границ ни в наглости, ни в раболепстве, услужливо помогал ему надевать пальто. А Каруев иногда умышленно забывал поздороваться с ним и заставлял его
делать фокусы, как ученую собаку...
Как и всегда, вывожу я моего Мишку. И можете себе представить? Глаза совсем багровые, капризничает, не хочет
делать ни одного
номера. Кровь попробовал. А публика?
В свой
номер прошел Василий Петрович, от нечего
делать самовар потребовал и в другой раз напился чаю.
Во втором часу мы вернулись домой. Я выпил непривычные два стакана вина; но был весел. Но только что мы вошли в коридор с завернутой лампой и меня охватил запах гостиницы, холод ужаса пробежал мне по спине. Но
делать было нечего. Я пожал руку товарищу и вошел в
номер.
Иван Дмитрич не верил в лотерейное счастие и в другое время ни за что не стал бы глядеть в таблицу тиражей, но теперь от нечего
делать и — благо, газета была перед глазами — он провел пальцем сверху вниз по
номерам серий.
Суд над ним по делу об убитой француженке дал ему материал для его пьесы"Дело", которая так долго лежала под спудом в цензуре. Не мог он и до конца дней своих отрешиться от желания обелять себя при всяком удобном случае. Сколько помню, и тогда в
номере Hotel de France он
сделал на это легкий намек. Но у себя, в Больё (где он умер), М.М.Ковалевский, его ближайший сосед, слыхал от него не раз протесты против такой"клеветы".
— Да нешто выкуришь этакого? Задолжал за три месяца, уж мы и денег не просим, уходи только,
сделай милость… Мировой присудил ему
номер очистить, а он и на апелляцию и на кассацию, да так и тянет… Горе да и только! Господи, а человек-то какой! Молодой, красивый, умственный… Когда не выпивши, лучше и человека не надо. Намедни пьян не был и весь день родителям письма писал.
— Но что же я могу
сделать, сударыня? Не вы одни жалуетесь, все жалуются, — да что же я с ним
сделаю? Придешь к нему в
номер и начнешь стыдить: «Ганнибал Иваныч! Бога побойтесь! Совестно!», а он сейчас к лицу с кулаками и разные слова: «На-кося выкуси» и прочее. Безобразие! Проснется утром и давай ходить по коридору в одном, извините, нижнем. А то вот возьмет револьвер в пьяном виде и давай садить пули в стену. Днем винище трескает, ночью в карты режется… А после карт драка… От жильцов совестно!
На другой день, в полдень, он надел все свои знаки отличия, цепь и поехал в «Японию». Судьба ему благоприятствовала. Когда он вошел в
номер знатного перса, то последний был один и ничего не
делал. Рахат-Хелам, громадный азиат с длинным, бекасиным носом, с глазами навыкате и в феске, сидел на полу и рылся в своем чемодане.
— Господин, — остановил меня гостинник, — будьте добры, позвольте вот этому молодому человеку переночевать в вашем
номере!
Сделайте милость! Народу много, а мест нет — просто беда!
Вошел Жучок, не перекрестясь, как это обыкновенно
делал, когда входил к русским, но только низко поклонился и пожелал честной кампании здравия. Трактирщик отрекомендовал вошедшего банкомету, хозяину
номера; тот, занятый игрою, довольно небрежно кивнул Жучку.
— Да, это верно, кто здесь долго живет и объедает монахов, того просят уехать. Судите сами, если позволить пролетариям жить здесь сколько им угодно, то не останется ни одного свободного
номера, и они весь монастырь съедят. Это верно. Но для меня монахи
делают исключение и, надеюсь, еще не скоро меня отсюда прогонят. Я, знаете ли, новообращенный.
Вам предоставляю
сделать, что вам угодно, — он пошел в свой
номер и будет ждать вас там без выхода, чтобы вы его обыскали.
Все это
сделало то, что числе подписчиков, по выходе первых
номеров, стало увеличиваться прогрессивно.